Взрывы в московском метро не могут вызвать ничего, кроме ужаса и отвращения. Ну и боли, соответственно, тоже. За тех, кто потерял там отца или мать, сестру или брата, любимого или любимую. Это чувство так знакомо десяткам тысяч чеченцев, у которых державный произвол тысячами отбирал родственников. За что – отдельная история. На этот счет высказано много версий, из которых наиболее убедительной мне кажется версия о продвижении в российскую власть людей, при любой другой не имевших шансов попасть наверх. Ни по моральным, ни по другим каким-то соображениям.
Поговорим о том, каковы особенности стратегии уничтожения людей, применяющейся в Чечне. Является ли конвейер смерти, запущенный в республике, с правовой точки зрения механизмом террора? Это вопрос, который приводит в замешательство даже правозащитников. Десять или уже все пятнадцать лет мечутся они от одного оправдательного термина к другому, от «эксцесса исполнителя», «непропорционального насилия» до «контртеррористической операции». В промежутках между этими метаниями иногда проскальзывало (проскальзывает и сейчас!) нечто вразумительное. Общее - про государственный террор, обезличенное – про эскадроны смерти, например. Блуждание в трех соснах при очень ярком солнечном свете - как мне кажется, еще одна причина, пусть и не главная, продолжения насилия на Северном Кавказе. Насилия, в итоге породившего свое зеркальное отражение в Москве. Именно так, а не по-другому. Причина и следствие не должны меняться местами…
Взять, к примеру, далекий уже 1995-й год и события в Буденновске. Несомненно, захват больницы с заложниками в этом городе был актом террора. Кто бы и что ни говорил. И то, что в ходе него были выдвинуты политические требования – вывод войск из Чечни, начало политических переговоров, - лишь подчеркивает, оттеняет главное, не оставляя сомнений для иной интерпретации. В международном праве пока еще не дано точной дефиниции терроризму. Но принято считать, что это – насилие или угроза применения насилия в отношении гражданских лиц с целью получения политических, военных или иных выгод. Примерно так.
Поэтому террористическим актом можно считать и захват больницы скорой медицинской помощи в Грозном военнослужащими 81-го Самарского полка, случившийся за полгода до буденновского рейда Шамиля Басаева. В обоих случаях атаке подверглись гражданские лица.
Кстати, захватить людей, в том числе женщин и детей, и выйти, прикрываясь ими, из мясорубки – это обычная практика для российских военных или сотрудников спецслужб, отработанная еще в первую войну. Сомневающихся отсылаю к докладу Правозащитного центра «Мемориал», вышедшему в свет в 1996 году и названному авторами достаточно красноречиво: «За спинами мирных жителей».
Первичной целью террористического акта, другими словами, является насилие или угроза (запугивание) насилием гражданских лиц. По ходу этого преступления раскручивается колоссальный маховик насилий. Убийства, захват заложников, пытки и избиения, много чего другого, что на собственных шкурах ощутили, прочувствовали и перенесли жители Чечни, а теперь потихонечку начинают пробовать и остальные кавказцы. Но террористами почему-то российских «силовиков» никто не спешит называть. Ведь это те, кто носит бороды или хиджабы, молится Аллаху и взрывает себя вместе с другими. Пропагандистским, во многом карикатурным образом постарались завуалировать суть происходящего в Чечне. И сегодня многих это устраивает. В ином случае список объявленных террористами или только подозреваемых в совершении террористических действий не был бы таким односторонним. В нем обязательно оказались бы и те, кто удобно устроился на самых верхних ступеньках российской власти.
Повторюсь еще раз: отличительной чертой террористического акта является насилие в отношении тех, кто не может себя защитить, и через это получение определенных преференций. Не методы исполнения здесь важны, не то, каким образом убиты люди: тактической ракетой с точностью поражения цели плюс один, два или пять метров или «живой бомбой». Кстати, в случае использования оружия массового поражения эффект достигается стопроцентный. Если обвешанному смертоносным грузом шахиду надо добраться до объекта атаки необнаруженным, то ракета, обнаружь ее или не обнаружь, все равно ударит по тому месту, куда ее отправили. Как ударили они по родильному дому, мечети и центральному грозненскому рынку в октябре 1999 года, унеся жизни сотен людей, взрослых и только родившихся. Ужас, страх, оцепенение охватили тогда всех жителей Чечни...
Я далек от мысли оправдывать террористов. Моя задача даже не в описании генезиса кавказского терроризма. Я просто думаю, что если бы российскому обществу хватило мужества назвать военную операцию в Чечне террором, предотвратить развитие болезни удалось бы еще на ранних этапах.
Усам Байсаев, Prague Watchdog